Новогодное поздравление:
— Шесть пунктов, — густым, как бы даже сердитым голосом, словно диктуя по книге,
заговорил Иван Егорович. — Слушай внимательно, потом повторять станешь. Значит,
первый пункт: направиться в город Псков и вместе с жителями Пскова
эвакуироваться в Эстонию, где изучить обстановку. Второй пункт: после изучения
обстановки в Эстонии проникнуть ближе к местечку Печки, устроиться на одном из
хуторов работать и жить и при этом пройти регистрацию у немцев, как
эвакуированному…
Доктор Грейфе вдруг задумался.
Заинтересовало же Грейфе вот что: прапорщик царской армии Гурьянов, когда
грянула революция и когда он понял, что все белые и поддерживающие их
двунадесять языков большевиков не одолеют, решил начать жизнь с самого начала.
Для этого он скрыл свою подлинную, дворянскую суть и обратился в темного,
неграмотного солдата, способного, конечно, жадного до знаний и невероятно
упорного в труде. Этого преданнейшего Советской власти человека отправили
учиться на краскома, где ему, как легко догадаться, совсем ничего не стоило
проявить свои недюжинные таланты. Так он и пошел — крестьянин от сохи, как
писалось в тогдашних аршинных анкетах, так и начал свое бравое восхождение в
верхах Красной Армии, куда бы и прорвался, разумеется, если бы несколько не
перебрал со своей неистовой классовой гневливостью и со своим темпераментом
«бедняка от сохи». Тут случались с ним протори и убытки, и говаривалось ему
отечески, что дуги гнут не разом и не вдруг, но он не тишал, а все более громко
требовал суровостей, крутых мер и тяжких наказаний там, где даже и выговора было
многовато. Но речи его, когда произносились хриплые и бешеные слова о том, как
«мы были голы и босы, и неграмотны, и не куримшие», все-таки воздействовали, и
хоть в генералы Гурьянов не проскочил, но некоторых высот достиг и на них не
успокоился. В недоброй памяти тридцать седьмом году деятельность его по писанию
изветов, доносов и ябед достигла размеров настолько гигантских, что
соответствующие органы его арестовали как клеветника и осудили. Но, совсем
недолго просидев, Гурьянов выскочил, порхнул крылышками, написал еще дюжину
душераздирающих заявлений и двадцать второе июня встретил в звании майора
Красной Армии лицом к лицу с противником, где и пошел без всякого к тому
понуждения в плен, чтобы там, у обожаемых им фашистов, сделать наконец настоящую
карьеру, достойную его способностей.
Поздравления с новым 2025 годом:
— А сам, дескать, я ничего и не значу?
Страшно сделалось ему еще и тогда, когда узнал он Артемия Григорьевича
Недоедова, с которым не раз ловил рыбу на Псковском озере и который,
оказывается, был своим среди этих укравших его людей. Еще более страшно стало,
когда в разведчице Е. разглядел он Катю-Катюшу, что снабжала преподавателей
Вафеншуле лесной, дикой малиной. И дед здешний, хозяин хутора, к которому
жаркими летними днями хаживал Гурьянов попить холодных сливок для укрепления
здоровья, тоже оказался их человеком, специальным партизанским кулаком. Все,
решительно все они были лютыми его врагами, все выслеживали каждый его шаг, и
малину доставляли нарочно, и на рыбалку увозили со своей целью, и сливками
потчевали в расчете на страшный конец гостя…
